Кластер, v2.3

 

Оптимистическая  драма в шести действиях

 

Действующие лица

ДОБРОЛЮБОВА ВЕРА ВАСИЛЬЕВНА, президент Государственного академического драматического театра, красивая женщина, 70-75 лет.

ВАРВАРА, помощница Добролюбовой, 50-55 лет.

КОПЕРИН ДМИТРИЙ, актёр спортивного телосложения, 20-25 лет.

ОГНЕВАЯ ЛЮБОВЬ, смазливая актриса, 20-25 лет.

АРАПОВ ВЛАДИМИР, следователь Генпрокуратуры, 40 лет.

БУКАШКИН ЭДУАРД ПОЛИГРАФОВИЧ, директор Государственного академического драматического театра, 50 лет.

КОНЧАКОВ АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, режиссёр, 50-60 лет.

РЫБКИН САМУИЛ ИЗРАИЛЕВИЧ, драматург.

ЗОЛОТАРЁВА ИЗОЛЬДА МАТВЕЕВНА, актриса, 40 лет.

СУРИКОВ ВАДИМ НИКОЛАЕВИЧ, чиновник, 55-60 лет.

ОЛОВЯНЕНКО ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ, замминистра, 40-45 лет.

ИНФУЗОРИЕВ АПОЛЛИНАРИЙ ЛЕОПОЛЬДОВИЧ, врио директора Государственного академического драматического театра, 50 лет.

ФИЛИППОВ ВАДИМ ЮРЬЕВИЧ, актёр.

ПЕТРОВА МАРИНА ВАЛЕНТИНОВНА, актриса.

НРАВОВА ЯНА ГЕННАДИЕВНА, актриса азиатской внешности с большой грудью.

Актёры и актрисы Государственного академического драматического театра.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Кабинет Сурикова. Длинный т-образный стол. Портрет гаранта на стене. В кабинете Оловяненко и Суриков.

СУРИКОВ. Ну-с, Володя, выходим на финишную прямую. Докладывай.

ОЛОВЯНЕНКО. Вадим Николаевич, в общем, сведения о болезни Добролюбовой подтвердились. У неё на среду запланирована операция.

СУРИКОВ. Очень хорошо. Где оперируют наше народное достояние?

ОЛОВЯНЕНКО. У нас, в Москве. По месту прописки.

СУРИКОВ. Очень хорошо. Глядишь, и не оклемается наша Добролюбова после операции, хе-хе.

ОЛОВЯНЕНКО. Так может, переговорить с кем-нибудь, чтобы не оклемалась?

СУРИКОВ. С ума сошёл? Даже не думай! Сама сдохнет. Не через неделю, так через год. Старость – это единственная болезнь, которая не лечится, к сожалению. Вон Рокфеллер, при его-то деньгах, как не трепыхался, всё равно умер.

ОЛОВЯНЕНКО. Понял.

СУРИКОВ. Преемника подобрал? Наш человек?

ОЛОВЯНЕНКО. Подобрал. В приёмной ждёт. Букашкин.

СУРИКОВ. Эдик?

ОЛОВЯНЕНКО. Да, он. Ну, вы его знаете.

СУРИКОВ. Владимир Владимирович, ты дурак? Или думаешь, тебя в кресло замминистра из-за имени-отчества посадили? (Оглядывается на портрет гаранта.) Я же тебе русским языком сказал – православный. А Эдик твой – буддист хренов, с татуировками. Год в Тибете прожил. А у нас вся кампания основана на трёх вещах: молодёжь, национальная идея и православие. Православие! А ты мне Букашкина подсовываешь.

ОЛОВЯНЕНКО. Так он это… Он уже два года как православный.

СУРИКОВ. Правда?

ОЛОВЯНЕНКО. Да. Он в монастырь даже ездил. Неделю там жил. Очистился полностью и татуировки свёл. Лазером.

СУРИКОВ. Это же больно.

ОЛОВЯНЕНКО. Он любит, когда больно. Вы же знаете.

СУРИКОВ. Ну да. Помню, помню. Любит.

ОЛОВЯНЕНКО. И потом, я подумал... Его ежегодная театральная премия для гардеробщиков «Бриллиантовая вешалка»... Он же там себя очень хорошо зарекомендовал. Очень хорошо!

СУРИКОВ. Да помню я про эту премию. Сам же для неё грант продвигал.

ОЛОВЯНЕНКО. Вот. А это, как ни крути, театральная премия. То есть Букашкин – человек известный в этих самых театральных кругах.

СУРИКОВ. Ладно, зови Эдика.

ОЛОВЯНЕНКО. Сию минуту!

Оловяненко вскакивает. Бежит за дверь. Возвращается с Букашкиным. Тот одет, как крестьянин в позапрошлом веке.

БУКАШКИН. Здравствуйте, Вадим Николаевич, отец наш родной! Здравствуйте! (Крестится на портрет гаранта.)

СУРИКОВ. Вырядился-то, Букашкин. Ты хоть моешься?

БУКАШКИН. Моюсь. Два раза в день. А в льняном весь, так я только что из церкви. Свечки ставил. За ваше здоровье десяточек и супруги вашей. И вот за здоровье Владимира Владимировича. (Оглядывается на Оловяненко.) За обоих.

ОЛОВЯНЕНКО. Спасибо!

СУРИКОВ. Ладно. И хватит придуриваться. Тебя Оловяненко ввёл в курс дела?

БУКАШКИН. Ввёл.

ОЛОВЯНЕНКО. Ввёл.

СУРИКОВ. Рассказывай.

ОЛОВЯНЕНКО. Я?

СУРИКОВ. Букашкин.

БУКАШКИН. Слушаюсь! Речь идёт о Государственном академическом театре, директором которого является Добролюбова. Здание театра стоит в самом центре Москвы. Занимает два квартала на Святочном бульваре. Большая сцена – полторы тысячи посадочных мест. Кроме этого, в театре – ещё десять малых сцен и огромное количество неиспользуемых площадей.

СУРИКОВ. Вот именно. Центр Москвы. Тут земля на вес золота, а они на двух кварталах какие-то спектакли ставят. На наши государственные деньги, между прочим. Продолжай.

БУКАШКИН. Моя задача – эти самые площадя ввести в оборот и получать с них прибыля.

СУРИКОВ. Эдик, у тебя образование какое?

БУКАШКИН. А какое надо? Я сделаю. У меня уже два высших: Кулинарный институт в Харькове и Институт международных отношений в Бишкеке.

СУРИКОВ. Чего ты язык ломаешь? Прибыля, площадя...

БУКАШКИН. Извините. Это у меня после монастыря иногда вылезает.

СУРИКОВ. Вылезает у него! Хорошо хоть не вылазит. Ладно. Курировать тебя будет лично Оловяненко. Всё с ним. И смотри, чтобы все «площадя» работали на благо Отечества!

ОЛОВЯНЕНКО. Я проконтролирую.

БУКАШКИН. Я оправдаю ваше доверие. Но там же Добролюбова директором. Я же много не смогу.

СУРИКОВ. Сможешь.

Раздаётся щелчок интеркома, и женский голос произносит: «Вадим Николаевич, к вам Добролюбова Вера Васильевна. С сопровождающей».

СУРИКОВ. Введите. Тьфу ты! Пригласите. Мы ждём.

ОЛОВЯНЕНКО. Давно ждём.

Входят Добролюбова с Варварой. Суриков встаёт.

СУРИКОВ. Вера Васильевна, дорогая наша, проходите! Чай, кофе? Для вас – что угодно. У меня есть изумительный кофе.

ОЛОВЯНЕНКО. Здравствуйте, здравствуйте!

ДОБРОЛЮБОВА. Здравствуйте, господа!

ВАРВАРА. Здравствуйте!

БУКАШКИН. Господи, сама Вера Васильевна! Какое счастье видеть эту легенду сцены!

СУРИКОВ. Проходите, Вера Васильевна. Присаживайтесь.

ОЛОВЯНЕНКО. Как ваше здоровье?

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо!

БУКАШКИН. Можно я вашу ручку поцелую? Пожалуйста.

СУРИКОВ. Эдуард, э-э-э…

ОЛОВЯНЕНКО. Полиграфович.

СУРИКОВ. Эдуард Полиграфович, у нас деловой разговор. Мы все и так любим и ценим нашу великую актрису. Потом поцелуи, потом.

ОЛОВЯНЕНКО. Я вас когда вижу, Вера Васильевна, я прям всё забываю. Как во сне сразу.

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо большое! Да, у меня мало времени. Тем более и так всё решено, насколько я понимаю. Вы меня к себе за два месяца уже четвёртый раз вызываете. Не мытьём, так катаньем.

СУРИКОВ. Ну, без вашего слова все наши решения – просто решения.

ОЛОВЯНЕНКО. Вера Васильевна, как вы скажете, так и будет.

ДОБРОЛЮБОВА. Слушаю вас.

БУКАШКИН. А я бы вас слушал. Сидел бы у ваших ног и слушал, слушал, слушал... Божественный голос!

СУРИКОВ. Мы, кто тут собрался, вы знаете, всем сердцем болеем за театр. За ваш театр.

ОЛОВЯНЕНКО. Всем сердцем.

ДОБРОЛЮБОВА. Ещё раз спасибо. Театр – это мой ребёнок.

БУКАШКИН (садится у ног Добролюбовой). Да.

СУРИКОВ. Но давайте ближе к делу. Ценя ваши заслуги и вклад в мировое искусство, я думаю, все мы думаем, что вам надо помочь. Не поймите меня превратно, но года уже не те. В общем, я предлагаю вам нового директора. Вот он. Ваш поклонник – Букашкин Эдуард.

ОЛОВЯНЕНКО. Он без вашего ведома – вообще ничего.

ДОБРОЛЮБОВА. А меня куда же? На свалку истории?

БУКАШКИН. Ни за что! Вы мой кумир.

СУРИКОВ. Нет, конечно же. Для вас уже создана должность – президент. Президент театра.

Все оглядываются на портрет гаранта.

ДОБРОЛЮБОВА. Я, вообще-то, справляюсь со своими обязанностями.

БУКАШКИН. Не сомневаемся.

СУРИКОВ. Вера Васильевна, у вас же операция очень сложная, затем восстановительный период. Потом я бы вам посоветовал отдохнуть – в Крым съездить, в санаторий.

ДОБРОЛЮБОВА. Откуда вы знаете про операцию?

СУРИКОВ. У меня должность такая – всё знать. И беречь наше народное достояние. А вы – это достояние. Вы наше всё.

ДОБРОЛЮБОВА. Это Пушкин наше всё.

БУКАШКИН. Вы лучше Пушкина.

СУРИКОВ. Вот Владимир Владимирович вам скажет.

ОЛОВЯНЕНКО. Да, насчёт операции и восстановления. Это же всё время. Театр требует ежедневного присмотра, вы же знаете. За артистами нужен глаз да глаз. А вот Эдуард Полиграфович присмотрит, пока вы будете здоровье своё поправлять, а мы присмотрим за ним. Обязательно присмотрим.

ДОБРОЛЮБОВА. Ладно. В чём-то вы правы. Но у меня несколько условий.

СУРИКОВ. Конечно. Всё, что захотите.

ОЛОВЯНЕНКО. Я записываю.

ДОБРОЛЮБОВА. Первое. Все решения согласовывать со мной, больная я или не больная. Есть телефон, «Скайп» и прочие прелести цивилизации.

БУКАШКИН. А по-другому и быть не может.

СУРИКОВ. Да.

ДОБРОЛЮБОВА. Второе. Актёров не трогать. У нас отличный коллектив. Все на бессрочных договорах и уже притёрлись. Ни один человек не должен быть уволен.

БУКАШКИН. Да я тогда сразу застрелюсь! У вас отличные артисты. Я всегда восхищался их игрой.

СУРИКОВ. Да.

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо на добром слове. Это два моих главных условия.

СУРИКОВ. Принимается без обсуждения.

ОЛОВЯНЕНКО. Я сегодня же подпишу приказ о вашем назначении на должность президента, а Букашкина – на номинальную должность директора театра.

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо! Мы можем идти?

СУРИКОВ. Да. Я вам благодарен за ваш визит. И не болейте, дорогая наша. Не болейте.

ОЛОВЯНЕНКО. Я провожу.

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо!

БУКАШКИН. Я оправдаю ваше доверие, вы не беспокойтесь. Я вам буду каждый день докладывать, честное слово.

СУРИКОВ. Здоровья вам! И надеюсь, что вы через пару-тройку месяцев ещё и на сцену выйдете.

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо! И до свидания!

ВАРВАРА. До свидания!

Добролюбова с Варварой и Оловяненко покидают кабинет.

БУКАШКИН. Я могу идти?

СУРИКОВ. Погоди. Вовка старуху проводит и пойдёшь.

БУКАШКИН. Хорошо. А когда приступать к своим обязанностям?

СУРИКОВ. Через два дня. Эту дуру старую в больницу как положат, так сразу и приступай. Вот ещё: замом по литературной части мы тебе твоего старого знакомого назначим – Женьку Лялина, писателя нашего. Будет за тобой присматривать.

Возвращается Оловяненко.

ОЛОВЯНЕНКО. Всё. Проводил. Вцепилась в меня, спрашивает: «А Эдуард – хороший человек?» Я сказал, что как сын родной мне.

БУКАШКИН. Так оно и есть.

ОЛОВЯНЕНКО. Я даже не ожидал, что она всё-таки согласится. А вдруг потом бузить начнёт? Или на попятную пойдёт?

СУРИКОВ. Не ссы, Вова. Во-первых, нет такой должности – «президент театра». Нет и не будет. Ну, не успеем мы её ввести. А во-вторых, она же гордая, она великая. Она что, с Эдиком драться будет из-за должности?

ОЛОВЯНЕНКО. Нет.

БУКАШКИН. Эта не будет.

СУРИКОВ. Во-о-от. Чем хороши гордые люди, так это тем, что достаточно им свинью подложить, и они из-за гордости ничего не будут делать. Будут молча сидеть и страдать.

ОЛОВЯНЕНКО. Как вы это метко подметили.

БУКАШКИН. Прям в точечку!

СУРИКОВ. Ладно, Вовка, оформляй Эдика директором. И чтобы каждый квадратный метр этой золотой недвижимости приносил доход! Каждый, Эдик, каждый квадратный метр!

БУКАШКИН. Это не сомневайтесь. Это я сделаю. Спасибо вам, Вадим Николаевич! Спасибо!

Букашкин и Оловяненко кланяются и, пятясь задом, выходят из кабинета.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Кабинет Веры Васильевны. Один из углов кабинета заставлен иконами. В другом углу стоит диван. Обычный стол со стулом. Входят Варвара и Букашкин.

БУКАШКИН (напевает). Опустела без тебя земля, как мне несколько... Так. Что тут у нас? Та-а-ак.

ВАРВАРА. Тут личные вещи Веры Васильевны. Она будет недовольна.

БУКАШКИН. Та-а-ак. Слушай ты, насекомое. Это мой кабинет. Ясно? На двери что написано, а? Написано: «Директор театра». А я и есть директор театра. Так что первым делом – сменить замки. Ключ только у меня, у тебя и у уборщицы. Ясно?

ВАРВАРА. Ясно. Только я не насекомое.

БУКАШКИН. Ты? Ты что, думаешь, я не знаю, кто информацию о старухе сливал в министерство, кто стучал на неё? Ты стучала. Я всё знаю.

ВАРВАРА. Откуда?

БУКАШКИН. От верблюда.

ВАРВАРА. Я думала… Мне сказали… Я думала, что это для Веры Васильевны. Я не знала.

БУКАШКИН. Заткнись! С сегодняшнего дня я директор театра. Я на одной ступени с Немировичем, с Данченко и с Мейерхольдом.

ВАРВАРА. А Вера Васильевна?

БУКАШКИН. Ещё раз про старуху слово вякнешь, я тебя уволю.

ВАРВАРА. Не надо. Не надо меня увольнять, пожалуйста!

БУКАШКИН. А чё так?

ВАРВАРА. У меня ипотека. И ребёнок больной. Не надо.

БУКАШКИН. И не только уволю, но и расскажу про тебя старухе. Вот она обрадуется-то!

ВАРВАРА. Не надо! Не надо!

БУКАШКИН (передразнивает). Не надо, не надо... Ладно. Ты мне пока нужна. Я тут человек новый, мало что знаю. Будешь мне подсказывать, кто чем дышит, кто чего замышляет.

ВАРВАРА. Хорошо. Только Вере Вас... бывшему директору ничего не говорите.

БУКАШКИН. А ты быстро учишься. Молодец!

ВАРВАРА. Да. Я всё сделаю.

БУКАШКИН. Всё?

ВАРВАРА. Всё. У меня ребёнок больной.

БУКАШКИН. Значит так. Когда я говорю «Варвара, служить!», ты мне показываешь собачку.

ВАРВАРА. А это как?

БУКАШКИН. А это вот так: ручки перед собой, пальчики вниз и тявкнуть. Тявкни!

ВАРВАРА. Гав!

БУКАШКИН. Молодец! Будешь хорошо служить, я тебе зарплату подниму в два раза. Варвара, служить!

ВАРВАРА. Гав!

БУКАШКИН. Так, значится, вот этот весь угол очистить. Весь.

ВАРВАРА. Это иконы бывшего директора.

БУКАШКИН. Зови её просто старуха.

ВАРВАРА. Это иконы ста... ста... старухи. Там есть очень ценные. Ей дарили.

БУКАШКИН. Выкинуть всё. Это неправильные иконы. И стол заменить! Поставить с зелёным сукном, как в казино. И стулья тоже зелёные.

ВАРВАРА (достаёт блокнот, записывает). Зелёный стол и стулья.

БУКАШКИН. Вместо старухиных икон – портрет гаранта. Он наш бог и царь. И все портреты Добролюбовой из театра убрать. Все! А то идёшь по фойе, везде она: в роли Маши, в роли Даши, в роли Глаши.

ВАРВАРА. Да. Уберём.

БУКАШКИН. Завлит где? Лялин где?

ВАРВАРА. Он в командировке. В Сирии.

БУКАШКИН. Где?!

ВАРВАРА. В Сирии. То ли книгу пишет, то ли батальоном командует. Со вчерашнего дня.

БУКАШКИН. Вот подлец! Водку жрёт, поди, где-нибудь, а по документам – в боевой точке. Ладно, без него обойдёмся. Пришёл наш режиссёр-то?

ВАРВАРА. Я сейчас узнаю.

БУКАШКИН. Если пришёл, зови.

ВАРВАРА. Да.

Варвара направляется к двери.

БУКАШКИН. Варвара, служить!

ВАРВАРА (замирая и сводя руки перед грудью). Гав!

БУКАШКИН. Молодец! Напиши приказ о повышении зарплаты себе любимой. И это... Всем расскажи про своё увеличение зарплаты, чтобы каждый рабочий сцены про это знал. И давай рабочих сюда. Пусть выносят весь этот хлам.

ВАРВАРА. Сделаю.

Выходит из кабинета.

БУКАШКИН (обращаясь к залу). Ну вот. Теперь я владею всем этим хозяйством. Я! Вы что, думали, Букашкин – дурачок? Букашкин – ничтожество? А вот и ни фига. Я ещё покажу вам кузькину мать, сволочи! Вы мне все ещё ноги будете целовать. Вы тут сидите – знатоки театра, любители прекрасного. Да вы все ничтожества! Вы планктон! Человеческий планктон! Вы никто, и звать вас никак! А я уже вошёл в историю наравне с этой Добролюбовой. Да. Я даже круче, чем она. Я бог! Я бог театра!

На сцену заходят рабочие с новым столом. Уносят старый стол и иконы.

БУКАШКИН. Вы вот чего сюда ходите? В театр в этот. За эмоциями? За прекрасным? Ха-ха! Эмоции, эмоции... А я сюда пришёл за деньгами. За деньгами и властью. Вы вот посидели на стульчиках, в креселках и ушли домой. А я останусь и заработаю на этих креселках и стульчиках. А на эти креселки знаете, какой бюджет у нас в государстве выделен? О-о-о! Правильно, большой. А бюджет надо осваивать. Вот и буду его осваивать. Хе-хе-хе. А вы сидите и смотрите, как жить надо.

Входит Варвара. За ней идут Кончаков и Рыбкин. В руках у Рыбкина огромная коробка из-под ксерокса.

ВАРВАРА. Эдуард Полиграфович! К вам Кончаков и Рыбкин.

БУКАШКИН. Самуил Израилевич, что там у вас в коробке из-под ксерокса? Надеюсь, деньги.

РЫБКИН. Нет, многоуважаемый. Это моя пьеса – «Преступление наказанием». Хотел вам показать.

БУКАШКИН. Стоп. Без денег вы мне пока не интересны. Подождите в коридоре, в приёмной то есть. Варвара, проводи товарища.

КОНЧАКОВ. Это я с собой Рыбкина приволок. Не ругайте его, Эдуард Полиграфович.

РЫБКИН. Я подожду. Ничего страшного.

ВАРВАРА. Подождите в приёмной, Самуил Израилевич. Я вам нужна, Эдуард Полиграфович?

БУКАШКИН. Да. Садись в уголочке и записывай. Дай мне репертуар моего театра – будем править. Присаживайся, Андрей. Есть у тебя какие-то идеи? Но учти, нам надо молодёжь, нам надо патриотизм и нам надо православие.

Рыбкин выходит, оставив коробку в углу. Варвара подаёт Букашкину листок с репертуаром. Кончаков садится на стул перед столом. Букашкин разваливается в кресле.

КОНЧАКОВ. Я тут принёс пьеску. Изумительный автор! В Молдавии нашёл, в глубинке.

БУКАШКИН. Как пьеса называется?

КОНЧАКОВ. «Последний подлец».

БУКАШКИН. Очень интересно! А о чём? Только коротенько.

КОНЧАКОВ. Начало войны. Оборонный завод. Немцы подходят всё ближе и ближе. Молодые люди работают день и ночь, ночь и день – танки клепают.

БУКАШКИН. Это хорошо.

КОНЧАКОВ. Недоедают, потому что всю еду воруют НКВДшники. И вот на почве недоедания главный герой продаёт секретные чертежи танка немцам, чтобы накормить свою возлюбленную.

БУКАШКИН. Да что ты говоришь!

КОНЧАКОВ. В общем, НКВД его ловит и расстреливает. Из танка.

БУКАШКИН. А православие?

КОНЧАКОВ. Так он перед расстрелом исповедуется. И тогда священника, чтобы он, не дай бог, услышанные на исповеди военные тайны не выдал, тоже расстреливают. И тоже из танка. Кишки можно свиные в зал пульнуть. Публика обалдеет.

БУКАШКИН. Шикарно! Кто автор?

КОНЧАКОВ. Баринов. Семён Вениаминович Баринов. Новый драматург.

БУКАШКИН. Он наши условия знает?

КОНЧАКОВ. Да. Я с ним переговорил. Он на всё готов и всё знает.

БУКАШКИН. А постельные сцены там есть?

КОНЧАКОВ. Три: две из них на броне танка и заключительная, где НКВДшники насилуют возлюбленную главного героя на его останках.

БУКАШКИН. Варвара, служить!

ВАРВАРА. Гав!

КОНЧАКОВ. Ой, я собак боюсь.

БУКАШКИН. Варвара, заключи с гражданами Кончаковым и Бариновым договор по поводу пьесы «Последний подлец». На сайте госзакупок надо будет поместить госзаказ: на полтора миллиона – адаптация пьесы и на сто миллионов – декорации для спектакля.

ВАРВАРА. На сколько?!

КОНЧАКОВ. На сколько?!

БУКАШКИН. На сто лямов. А вы что думали? Танки нынче дорогие.

КОНЧАКОВ. Он что, реально будет танк? На сцене?

БУКАШКИН. Раструбим, что реально, а на самом деле из картона сделаем. У меня есть один знакомый директор картонной фабрики. Он-то этот тендер и выиграет.

КОНЧАКОВ. Эдуард, вы голова!

БУКАШКИН. Даже нет. Два танка построим: наш и немецкий.

КОНЧАКОВ. А немецкий-то зачем? Там же оборонный завод.

БУКАШКИН. А немцы придут на подмогу своему шпиону и ворвутся в цех в самый горячий момент. И изнасилуют НКВДшников.

КОНЧАКОВ. Интересный ход.

БУКАШКИН. Учись, студент. Дорисуйте со своим Бариновым концовку.

КОНЧАКОВ. Хорошо.

БУКАШКИН. Так, а взамен мы парочку-тройку спектаклей выкинем. Вычёркиваем Чехова, Островского и Горького. Надо ставить современные пьесы.

КОНЧАКОВ. Совершенно верно.

БУКАШКИН. Классиков и так любой дурак может поставить. У тебя всё, Андрей?

КОНЧАКОВ. Жену бы мою пристроить.

БУКАШКИН. Так в «Последнего подлеца» и пристроим. Делов-то!

КОНЧАКОВ. Ну, как бы вам сказать... В общем, я не хочу, чтобы мою Настю на сцене насиловали. Меня это расстраивает. Можно как-то без этого?

БУКАШКИН. А что она у тебя умеет?

КОНЧАКОВ. Ну, так она шоу на ТВ ведёт. У неё в «Инстаграме» миллион подписчиков. Она очень популярная!

БУКАШКИН. Популярная – это хорошо. Давай так. Для начала – десять лекций в малом зале «Как найти и охомутать богатого режиссёра». Если мне понравится, возьмём в штат, и пускай свои лекции читает. О чём угодно! Об экологии, о переработке продуктов, что сейчас модно. Каждая лекция – час-полтора. Тыщ за пять вход, чтобы всякая шушера не лезла.

КОНЧАКОВ. Гениально!

БУКАШКИН. Тогда всё. Иди, переделывай сценарий. Иди.

Звонит телефон. Варвара берёт трубку.

ВАРВАРА. Алло! Нет, это не прачечная. Не звоните сюда. До свидания!

БУКАШКИН. Что там?

ВАРВАРА. Ошиблись номером.

Входит Рыбкин.

БУКАШКИН. Самуил, заходи, дорогой! Какими судьбами?

РЫБКИН. Уважаемый Эдуард Полиграфович! Я забежал буквально на пять минут – поздравить с этим назначением. Это новая веха в российском театре! Ваш приход – это как глоток свежего воздуха. Я даже не знаю, что сказать, настолько чувства переполняют мою душу. Я вас поздравляю! Поздравляю!

БУКАШКИН. Ближе к телу!

РЫБКИН. Вот. Хотелось бы под вашим бессменным руководством пристроить свою пьесочку.

БУКАШКИН. О чём пьесочка? И сколько по времени она будет идти?

РЫБКИН. Пятнадцать, максимум шестнадцать часов. Если сократить диалоги, то часов восемь.

БУКАШКИН. Синопсис принёс?

РЫБКИН. Так это и есть синопсис. Пьеска у меня в багажнике и на заднем сиденье.

БУКАШКИН. М-да. Ты в следующий раз в электронном виде посылай. Не надо нам столько бумаги. Мы и так вон, картон собираемся для декораций закупать.

РЫБКИН. Сделаем. В электронном виде пошлю.

БУКАШКИН. Хорошо. О чём пьеска?

РЫБКИН. Ленинград, тридцать седьмой год. Бедный студент учится в политехе и снимает квартиру в Пулково, у старухи.

БУКАШКИН. А короче можно?

РЫБКИН. Можно.

БУКАШКИН. Так говори!

РЫБКИН. Тридцать седьмой год. Студент живёт у старухи-процентщицы. Кругом расстрелы и полный беспредел. По дороге из Пулково в Технологический институт нашего героя...

БУКАШКИН. А ещё короче?

РЫБКИН. Да. Если коротко, то все козлы.

БУКАШКИН. Все?

РЫБКИН. Все! Все козлы. А бабы ещё и дуры.

БУКАШКИН. Постельные сцены есть?

РЫБКИН. Есть.

БУКАШКИН. Сколько?

РЫБКИН. Пятнадцать.

БУКАШКИН. Со старухой?

РЫБКИН. Не только. Там и с внучкой старухи, и с вагоновожатой метро. И ещё много всего.

БУКАШКИН. Хорошо.

РЫБКИН. Берёте?

БУКАШКИН. Давай так. Вот приедет наш завлит из командировки, посмотрит твою писанину, и возьмём. Нам длинные спектакли нужны. За время этого спектакля человек захочет поесть, поспать – да что угодно захочет сделать. А мы тут ему всё и предложим: и поесть, и поспать.

РЫБКИН. Благодетель! Я даже не знаю, как вас заранее благодарить. Вы добрейшей души человек! Я за вас пойду и свечку сейчас поставлю. За ваше здравие.

БУКАШКИН. Самуил Израилевич, не надо свечку. Есть другие способы отблагодарить. Не мне вас учить.

РЫБКИН. Да, да, да. Я всё знаю. Все правила. Не беспокойтесь.

БУКАШКИН. В общем, ждём завлита Лялина – и вперёд, ставить ваше «Наказание».

РЫБКИН. Боже, я вас обожаю! Спасибо! Спасибо! Спасибо!

БУКАШКИН. Пожалуйста! Созвонимся. Я сейчас занят. Варвара, проводи нашего драматурга.

ВАРВАРА. Да, пойдёмте. Коробочку можете здесь оставить, Самуил Израилевич.

РЫБКИН. Я так рад! Я так рад!

Варвара уводит Рыбкина. В это время открывается окно, и в кабинет залезает Любовь Огневая.

БУКАШКИН. Ты кто?

ОГНЕВАЯ. Любовь ваша.

БУКАШКИН. Чего?!

ОГНЕВАЯ. Я актриса вашего театра. Играю второстепенные роли. Но я вас люблю! Я готова прям сейчас отдаться вам. Я вас люблю!

БУКАШКИН. Если все, кто меня любит, будут мне отдаваться, то у меня ни на что другое времени не хватит.

ОГНЕВАЯ. Выслушайте меня.

В кабинет входит Варвара.

ВАРВАРА. Здравствуйте, Люба!

БУКАШКИН. Варвара, кто это?

ОГНЕВАЯ. Я ваша поклонница.

ВАРВАРА. Это Любовь Огневая. Огневая – псевдоним. Фамилия у неё Мормышкина. Служит у нас год с небольшим. Имейте в виду, у неё герпес. Половину труппы заразила.

ОГНЕВАЯ. Это клевета!

ВАРВАРА. Я сама справку видела.

БУКАШКИН. Генитальный герпес?

ОГНЕВАЯ. Нет, что вы! Я не такая.

ВАРВАРА. Нет, обычный.

БУКАШКИН. Ладно. Варвара, на пять минут выйдите. Я побеседую с нашей будущей звездой.

ВАРВАРА. А вы успеете за пять минут?

БУКАШКИН. Варвара, забываешься. Служить!

ВАРВАРА. Извините. Гав!

БУКАШКИН. Пошла вон!

Варвара уходит.

ОГНЕВАЯ. Мне раздеться?

БУКАШКИН. Не сейчас.

ОГНЕВАЯ. Тогда что?

БУКАШКИН. Слушай, Любка. Хочешь быть примой в моём театре?

ОГНЕВАЯ. Очень.

Люба начинает раздеваться.

БУКАШКИН. Да погоди ты! Оденься.

ОГНЕВАЯ. А как тогда? Я по-другому не знаю как.

БУКАШКИН. Вот тебе листок бумаги. Садишься и пишешь про каждого. Про каждого актёра и актрису. Чего любят, кого не любят? Пьют, что пьют? С кем спят? Ну, ты поняла.

ОГНЕВАЯ. Я очень понятливая.

БУКАШКИН. Молодец! Завтра мне полный отчёт по всему моему личному составу и предоставишь.

ОГНЕВАЯ. Хорошо. Разрешите выполнять?

БУКАШКИН. Разрешаю.

ОГНЕВАЯ. Слушаюсь, мой генерал!

Выходит из кабинета. В дверях сталкивается с Варварой.

ОГНЕВАЯ. Ох, какой мужчина! Какой мужчина!

ВАРВАРА. Разрешите, Эдуард Полиграфович?

БУКАШКИН. Входи.

ВАРВАРА. Я хочу предупредить. Огневая – дама, мягко говоря, небольшого ума и жуткая сплетница.

БУКАШКИН. Вот такие люди нам и нужны. Вот на таких власть и держится. Зачем нам люди большого ума? Не нужны они. От них только разброд и шатание. А глупые люди – это фундамент любого коллектива, которым можно вертеть куда хочешь.

ВАРВАРА. Хорошо. Какие ещё распоряжения будут?

БУКАШКИН. Через неделю собрание всех, кто занят в спектаклях. Напиши приказ и доведи до каждого под роспись. Кто не придёт, будет уволен. Список я тебе послезавтра дам. После Любки.

Варвара делает пометки в блокноте.

ВАРВАРА. Что ещё?

БУКАШКИН. С утра у меня на столе должен лежать план всех этажей и пристроек театра.

ВАРВАРА. Что ещё?

БУКАШКИН. Найди фотографа, самого модного. Пусть меня сфотографирует, и портреты в фойе повесите. Вместо старухи.

ВАРВАРА. Что ещё?

БУКАШКИН. Пока всё. Я домой. А ты работай!

ВАРВАРА. Хорошо.

БУКАШКИН. Варвара, служить!

ВАРВАРА. Гав!

Букашкин выходит из кабинета. Варвара некоторое время стоит неподвижно. Раздаётся телефонный звонок. Она отмирает и снимает трубку.

ВАРВАРА. Алло! Нет, это не прачечная. Это намного хуже. Это Государственный академический драматический театр.

Вешает трубку.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Комната. Стоят ряды стульев. Напротив них имеется возвышение – сцена. На ней – кресло и стол. На стульях рассаживаются артисты театра. Впереди сидят Золотарёва, Коперин и Огневая. Варвара раздаёт всем листки с анкетой.

ВАРВАРА. Всем заполнить анкеты, расписаться и сдать мне.

Входит Букашкин.

БУКАШКИН. Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!

Все здороваются. Букашкин садится в кресло.

БУКАШКИН. Итак. Все пришли, кто в списке?

ВАРВАРА. Да. Даже лишние есть.

БУКАШКИН. Очень хорошо. Кто не пришёл на собрание, всех уволить. За невыход на работу. Собрания – это наша главная работа.

ВАРВАРА. Так я же по списку, что вы дали, всех приглашала. Я думала, надо только тех, кто в списке.

БУКАШКИН. А не надо думать, Варвара. Твоё дело – выполнять мои задания. Думаю за вас за всех я.

ЗОЛОТАРЁВА. Вот мне свезло-то! Я не в списке. Зашла на огонёк, называется.

КОПЕРИН. А я в списке.

ОГНЕВАЯ. Димочка, это я тебя в список внесла. Вот.

ВАРВАРА. Прошу тишины!

БУКАШКИН. Заместитель по литературной части где? Лялин вернулся?

ВАРВАРА. Вернулся и опять отбыл. Он в командировке. В Нагорном Карабахе.

БУКАШКИН. Что он там делает?

ВАРВАРА. Командует партизанским отрядом.

БУКАШКИН. Армянским или азербайджанским?

ВАРВАРА. Я не знаю. Но я уточню.

БУКАШКИН. Безобразие! Как приедет, пусть ко мне зайдёт. Почему я должен за него работать? Так, молодой человек, ты что-то хотел сказать?

КОПЕРИН (встаёт). Да. С вашего позволения, я хочу сообщить, что был утром у Веры Васильевны. Она после операции чувствует себя хорошо. Передаёт всем привет.

Артисты начинают переговариваться.

ЗОЛОТАРЁВА. Спасибо, Дима.

ОГНЕВАЯ. Хорошие новости!

ВАРВАРА. Тишина!

БУКАШКИН. Какое счастье, что ваша бывшая руководительница себя хорошо чувствует! Какое счастье! Я так рад, так рад! Но теперь-то я могу начать собрание?

КОПЕРИН. Извините.

ВАРВАРА. Тишина!

БУКАШКИН. Итак. Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие. Нет, мы не будем ставить «Ревизора». Мы будем менять весь театр. Наступает другое время, и приходит пора другого театра. Репертуар будет обновлён. Устаревшие спектакли будут заменены на новые. У нас очень мало современников! Чехова и Островского не ставит только ленивый. «Три сестры» с «Бесприданницей» идут в каждом театре нашей необъятной Родины. В каждом! Поэтому вместо них будем ставить новые современные спектакли. Запущены в производство две вещи: «Последний подлец» и «Преступление наказанием». И в ближайшее время мы снимаем все пьесы так называемого драматурга Полуякова.

ЗОЛОТАРЁВА. Почему? Пьесы Полуякова собирают аншлаги.

БУКАШКИН. Не перебивайте меня! Но я, так и быть, отвечу. Потому что аншлаги будут на «Последнем подлеце» и других наших спектаклях. А Полуяков себя изжил.

КОПЕРИН. А Вера Васильевна в курсе этих изменений?

ВАРВАРА. Пожалуйста, дайте высказаться директору.

БУКАШКИН. Да. Тут я директор. И я решаю, что ставить и кого ставить.

КОПЕРИН (растерянно). Но есть же договорённость с министерством, что Вера Васильевна… что такие вопросы только через её согласие.

ОГНЕВАЯ. Дайте договорить директору.

ВАРВАРА. Не перебивайте.

БУКАШКИН. Вопросы и прения – в конце собрания.

КОПЕРИН. Но как так-то?

ЗОЛОТАРЁВА. Дима, давай послушаем, что ещё нас ожидает.

БУКАШКИН. Итак. Несмотря на хамское поведение некоторых индивидуумов, я продолжу. Вторым пунктом обновления моего театра будет доступность его для народа. Сокращённое название старого театра даже звучит неприлично – Государственный академический драматический театр. Сокращённо ГАДТ. Почти что «гад». Это будем менять. Я предлагаю новое название, в духе времени – кластер.

ЗОЛОТАРЁВА. Мама родная!

ОГНЕВАЯ. Великолепно!

БУКАШКИН. Да, кластер. Под сводами этой элитной недвижимости в самом центре Москвы мы устроим не только театр, а различные творческие мастерские, магазины, будет показ мод, будут проходить презентации различных журналов, фильмов и прочее. Лекторы будут читать лекции, преподаватели будут вести кружки для детей и взрослых. Будет книжный магазин, фастфуд, магазин элитных вин, антиквариат. В общем, под крышей моего театра будут собраны всевозможные виды искусства.

ЗОЛОТАРЁВА. Извините, что опять встреваю. То есть то, что мне сказали сегодня утром рабочие сцены, правда?

ОГНЕВАЯ. А что сказали?

ЗОЛОТАРЁВА. Что в фойе будут торговать шаурмой.

БУКАШКИН. Да, фойе будет поделено на зоны. Уже есть договорённость с винным магазином «Синее-зелёное» и кафе быстрого питания «Дюнер». Магазин будет слева от входа, «Дюнер» – справа.

КОПЕРИН. «Дюнер»?

ЗОЛОТАРЁВА. «Дюнер»?

БУКАШКИН. Да, «Дюнер». Болгарская кухня. Тебе, Коперин, что-то не нравится?

КОПЕРИН. Да мне всё не нравится! У нас же театр. Если про книжный магазин ещё можно поспорить, то вот шаурма – это ни в какие ворота просто.

БУКАШКИН. А с тобой, Коперин, никто и не собирается спорить и что-то доказывать. Я довожу до вас информацию. Я не нуждаюсь в одобрении уже принятых решений. Ясно?

КОПЕРИН. Не-а. Неясно.

БУКАШКИН. Ну, раз неясно, то считай, что я тебя уволил. Кто не согласен, брысь на выход!

ЗОЛОТАРЁВА. И меня тоже уволите?

БУКАШКИН. А чем ты лучше других?

КОПЕРИН. А что вы нам тыкаете?

ЗОЛОТАРЁВА. Погоди, Дима, погоди.

ВАРВАРА. Пожалуйста, прения потом.

БУКАШКИН. Да нет уж! Пусть эта дама скажет, что хотела. Её, видимо, не учили, как надо себя вести в присутствии руководителя.

КОПЕРИН. У нас есть руководитель. И это не вы.

ЗОЛОТАРЁВА. Да мне-то особо говорить нечего. Я известная актриса. Заслуженная. Меня завтра же зачислят в штат любого московского театра. Малый, так он давно меня к себе зовёт. И оклад там побольше, чем здесь.

БУКАШКИН. Так чего же ты, Золотарёва, тут сидишь? Вставай и иди в свой Малый театр.

ЗОЛОТАРЁВА. Да всё дело в моём папе.

БУКАШКИН. В каком папе?

ЗОЛОТАРЁВА. В моём папе. Он мне с детства привил любовь не только к театру, но и к цирку. В пять лет отвёл меня на проспект Вернадского, и я просто влюбилась. Люблю я цирк, обожаю!

БУКАШКИН. При чём тут твой папа и цирк?

ЗОЛОТАРЁВА. Да то, что тут происходит сейчас, это и есть цирк. С конями.

ОГНЕВАЯ. Ой…

КОПЕРИН. Точно подмечено!

БУКАШКИН (вскакивая). Вон отсюда, стерва!

Все вскакивают.

КОПЕРИН. Не орите на женщину!

ЗОЛОТАРЁВА. Обожаю цирк. С клоунами!

ОГНЕВАЯ. Ой, ой, ой.

ВАРВАРА. Прекратите!

БУКАШКИН. Вы уволены, Золотарёва и Коперин! Чтобы я вас больше не видел в своём театре! Вон, сволочи! Вон!

КОПЕРИН (подходя к Букашкину). Вы не имеете права меня уволить. Вы идиот, Букашкин.

ОГНЕВАЯ. Эдуард Полиграфович, вызовите охрану.

ВАРВАРА. Не надо никого вызывать. Успокойтесь.

БУКАШКИН. Что мне сделаешь, Коперин? Что? Ударишь меня, да?

КОПЕРИН. Хочется, аж прям руки чешутся.

ЗОЛОТАРЁВА. Дима, не надо. Не надо. Он тебя провоцирует.

ОГНЕВАЯ. Боже мой! Эдуард Полиграфович, бегите! Кто-нибудь фиксирует происходящее?

Все достают телефоны и начинают снимать видео.

ВАРВАРА. Прекратите!

БУКАШКИН. Ну что, Коперин, зассал? Зассал? Ударь меня, ударь! Сделай мне больно! Сделай мне больно! Ну, пожалуйста. А я тебя за это уволю.

КОПЕРИН (поднимая руки и пятясь от Букашкина, который ползёт за ним). Не, не буду трогать. А то потом не отмоешься.

ЗОЛОТАРЁВА. Дима, молодец! Уходим. Медленно и печально, но уходим. Не бей его.

БУКАШКИН. Ну, ударь меня. Сделай мне больно, пожалуйста.

Коперин с Золотарёвой уходят. Букашкин остаётся лежать на полу.

ОГНЕВАЯ. Эдуард Полиграфович! Эдик!

БУКАШКИН. А? Кто тут?

ОГНЕВАЯ. Ой, мамочки!

ВАРВАРА. Собрание у нас.

Букашкин встаёт, отряхивается и садится в кресло.

БУКАШКИН. Этих двоих сегодня же уволить! Варвара, подготовьте приказ.

ВАРВАРА. На основании чего уволить?

БУКАШКИН. За невыход на работу. Завтра у меня в театре будут монтировать электронные пропуска. Этим двум пропуска аннулировать. Они в театр не попадут, и, следовательно, будет прогул.

ОГНЕВАЯ. Гениально!

ВАРВАРА. Сделаю.

БУКАШКИН. Так. Кто ещё хочет вон отсюда? Никто? Тогда слушаем меня внимательно. Я тут бог и царь. Я! Что я сказал, то вы и должны делать. Как я уже раньше говорил, до этой безобразной сцены с попыткой ударить меня, театр мы преобразуем в кластер. Многофункциональный кластер. Первый московский кластер. Сокращённо ПМК.

ФИЛИППОВ. Или ПМС.

БУКАШКИН. Кто это сказал?

ФИЛИППОВ. Я. (Встаёт.) Филиппов моя фамилия. Извините, что перебил. Просто кластер по-английски cluster, и первая буква там «эс». Вот я и подумал, что ПМС звучнее как-то.

БУКАШКИН. Ты издеваешься, Филиппов?

ФИЛИППОВ. Ещё раз извините. Просто моё амплуа – комедийный актёр. Вот я и решил пошутить, чтобы как-то разрядить обстановку. Извините, ради бога.

БУКАШКИН. При чём тут английский язык, Филиппов? У нас на первом месте патриотизм. Патриотизм! Ничего мы по-английски писать не будем. А ещё раз так пошутишь, выгоню вслед за этими двумя отморозками. Ты понял?

ФИЛИППОВ. Понял. Извините. Был не прав.

БУКАШКИН. На первый раз прощаю. Что там у нас дальше?

ВАРВАРА. Прения.

БУКАШКИН. Ну, кто хочет против меня переть?

ВАРВАРА. Участвовать в прениях.

БУКАШКИН. Ну да. Кто?

ПЕТРОВА (тянет руку). У меня вопрос по поводу анкеты. Можно?

БУКАШКИН. Да. Представься.

ПЕТРОВА. Петрова Марина. Вот тут написано, в анкете: пол, рост, вес, возраст – это всё понятно. А размер ягодиц зачем?

БУКАШКИН. Ты серьёзно не понимаешь?

ПЕТРОВА. Нет.

БУКАШКИН. Родная моя, публика нынче избалована. Ей не надо вот все эти страдания про вишнёвый сад или про бесприданницу. Публика хочет мяса. Я на это обратил внимание, когда заведовал Норильским драматическим театром. Да, был такой эпизод в моей жизни. Давно уже. Так вот. Как только я оголил главного героя в одном спектакле, так у нас случились аншлаги. Лишние билетики спрашивали. Да! Так что главное в артисте – это задница. И потому задницы у меня в театре должны быть отличные. А когда своих не хватит, мы пригласим со стороны, которые в телевизоре на первом и втором канале мелькают. На них народ попрёт. Так что делайте выводы, делайте выводы. Я ответил на твой вопрос, Петрова?

ПЕТРОВА. Да. Спасибо.

БУКАШКИН. Ещё вопросы?

ПЕТРОВА. А зачем я тогда в «Щепке» столько лет училась?

БУКАШКИН. Дура потому что.

ПЕТРОВА. Понятно.

БУКАШКИН. Ещё вопросы?

ПЕТРОВА. У меня больше нет вопросов.

БУКАШКИН. На этом наше полусобрание-полузнакомство считаю закрытым. Варвара, собери анкеты.

ВАРВАРА. Да, Эдуард Полиграфович.

Все расходятся.

 

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Кабинет директора театра. Букашкин. Входит Варвара.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Прошло полгода.

БУКАШКИН. Ну что там?

ВАРВАРА. К вам посетители. Пришёл Коперин, а за ним тут же – Кончаков.

БУКАШКИН. О, Коперин! Приполз, сволочь. Проситься в театр, наверное, будет. Пусть подождёт, помаринуется в приёмной. А Кончакова зови. Пусть заходит.

Варвара выходит и тут же заходит с Кончаковым.

КОНЧАКОВ. Здравствуйте, Эдуард Полиграфович, здравствуйте!

БУКАШКИН. И тебе не хворать.

КОНЧАКОВ. Вызывали?

БУКАШКИН. Вызывали. Варвара, что там у нас с «Последним подлецом»?

ВАРВАРА. Вчера вечером на спектакле было шесть человек.

БУКАШКИН. Шесть человек, Андрюша, шесть.

ВАРВАРА. На прошлой неделе два десятка.

БУКАШКИН. Два десятка.

КОНЧАКОВ. Так на премьере же был аншлаг!

ВАРВАРА. Был.

БУКАШКИН. Вот премьерой-то всё и закончилось.

КОНЧАКОВ. И что делать?

БУКАШКИН. Что делать, что делать? Снимать спектакль. Что ещё делать? Шесть человек в полуторатысячном зале – это как-то маловато.

КОНЧАКОВ. Ну да.

БУКАШКИН. Поэтому-то мы спектакль снимаем с репертуара.

КОНЧАКОВ. А вместо него что?

БУКАШКИН. Вот поэтому я тебя и позвал. Варвара, где наш завлит? Лялин где? Опять в командировке?

ВАРВАРА. Да, в Приднестровье.

БУКАШКИН. Чёрт побери! Ладно, без него обойдёмся.

КОНЧАКОВ. Меньше народу, больше кислороду.

БУКАШКИН. Точно! Короче, нужна новая пьеса. И она есть у тебя. Ведь есть же? Что-нибудь такое, злободневное, чтобы все ахнули.

КОНЧАКОВ. Да, есть. Вот. Я с собой принёс. Изумительный автор! Самородок! Из Житомира. Пьеса «Последняя девственница» называется. Шедевр!

БУКАШКИН. Рассказывай. Только коротенько.

КОНЧАКОВ. Рассказываю. Тридцатые годы. Татарская деревня. Главная героиня по имени Гузель – единственная оставшаяся в деревне девственница. И тут посреди зимы в деревню приезжает отряд по продразвёрстке.

БУКАШКИН. Так, так, так.

КОНЧАКОВ. Гузель влюблена в местного кулака, он прячет излишки хлеба у неё под подолом. А начальник отряда НКВДшников хочет Гузель обесчестить. В общем, драки, пьянки, поножовщина. Ну, и секс.

БУКАШКИН. Отлично! Будем ставить.

КОНЧАКОВ. Спасибо, отец родной! Спасибо!

БУКАШКИН. Варвара, напиши приказ о спектакле по мотивам житомирского писателя.

ВАРВАРА. Хорошо.

БУКАШКИН. А ты, Андрюша, иди и дорабатывай пьеску.

КОНЧАКОВ. Бегу, бегу, бегу.

Кончаков убегает.

ВАРВАРА. А со старым спектаклем что?

БУКАШКИН. Подготовь приказ о его отмене и о ликвидации реквизита и декораций.

ВАРВАРА. Хорошо. А с декорациями что делать? Их же много. Танков – целых два.

БУКАШКИН. Сжечь. Всё сжечь.

ВАРВАРА. Эдуард Полиграфович, извините, что вмешиваюсь. Но может, декорации в макулатуру сдадим? Жалко же. Там картона – два танка и заводские станки.

БУКАШКИН. По правилам надо.

ВАРВАРА. Так мы оформим акт, что сожгли. А я сдам в макулатуру, и денежки – вам. Минус мои десять процентов.

БУКАШКИН. Ай, Варвара-краса, длинная коса. А ты не так проста, как кажешься.

ВАРВАРА. У меня больной ребёнок. И ипотека.

БУКАШКИН. Хорошо. Оформи так, чтобы комар носа не подточил. Я акт потом подпишу. А с тебя достаточно и пяти процентов.

ВАРВАРА. Сделаю. Никто ничего не узнает. Спасибо большое!

БУКАШКИН. Что там у нас ещё?

ВАРВАРА. Коперин в приёмной ждёт.

БУКАШКИН. А, этот... Давай, зови.

Варвара подходит к двери и открывает её.

ВАРВАРА. Дмитрий, зайдите!

В кабинет заходит Коперин.

КОПЕРИН. Добрый день!

БУКАШКИН. Ну что, мальчик мой, пришёл просить прощения? Нигде тебя не берут, кроме нашего кластера?

КОПЕРИН. Да везде берут. Но просто я люблю наш театр и хочу служить в нём.

БУКАШКИН. Служить? Хорошее слово «служить». Будешь мне служить, баламут ты наш.

КОПЕРИН. Да нет, не вам. Театру служить. Мы, артисты, служим не конкретному человеку.

ВАРВАРА. Ой...

БУКАШКИН. Я не понял, а чего ты решил, что я тебя возьму на работу?

КОПЕРИН (протягивая бумагу). Вот.

БУКАШКИН. Что это?

КОПЕРИН. Это постановление Московского районного суда о восстановлении меня на работе в Государственном академическом драматическом театре и о выплате мне жалования за период незаконного увольнения в размере четырёхсот тысяч рублей.

ВАРВАРА. Ой...

БУКАШКИН. Что-что?!

Букашкин хватает бумагу, читает её, затем рвёт на мелкие кусочки. Коперин тут же протягивает ему новый листок.

КОПЕРИН. Вот. У меня есть копия. И не одна.

Букашкин рвёт копию. Коперин протягивает новую. Букашкин опять рвёт.

БУКАШКИН. Нет! Нет! Нет!

КОПЕРИН. Варвара, у меня копии закончились. У вас есть ещё бумага?

ВАРВАРА. Есть, но только чистые листы.

КОПЕРИН. Несите.

ВАРВАРА. Эдуард Полиграфович, принести ещё бумаги?

БУКАШКИН. Нет-нет! Стоп!

КОПЕРИН. Я ещё напечатаю. У меня дома копирка есть.

ВАРВАРА. Стою.

БУКАШКИН. Вон отсюда, Коперин! Во-о-он! Ты уволен!

КОПЕРИН. Шо, опять?

ВАРВАРА. Ой…

БУКАШКИН. Уволен! Варвара, вызови охрану! Пусть выкинут этого мерзавца вон!

КОПЕРИН. Не надо охрану, я сам уйду. Только я опять восстановлюсь через суд.

ВАРВАРА. Ой…

БУКАШКИН. Вон!

Коперин уходит.

ВАРВАРА. Подготовить приказ об увольнении?

БУКАШКИН. Да.

ВАРВАРА. Слушаюсь.

БУКАШКИН. Сволочь, сволочь, сволочь!

ВАРВАРА. Да.

БУКАШКИН. Сколько времени?

ВАРВАРА. Почти четыре.

БУКАШКИН. Я из-за этого урода в министерство опаздываю. Сволочь!

Букашкин раскрывает сейф. Берёт из него конверты разной величины с написанными на них инициалами. Кладёт их в портфель.

БУКАШКИН. Всё. Я уехал в министерство. Подготовь мне все документы. И дай приказ охране: появится Коперин, стрелять на поражение.

ВАРВАРА. Так у них же нет оружия.

БУКАШКИН. Не пускать его сюда. Не пускать! Пусть под забором сдохнет, как последняя собака, но сюда не пускать.

ВАРВАРА. Я доведу ваше приказание до охраны. Не беспокойтесь.

БУКАШКИН. А я не беспокоюсь. Я спокоен. Я спокоен.

Медленно выходит из кабинета, прижимая к груди портфель. В это время раздаётся телефонный звонок. Варвара поднимает трубку.

ВАРВАРА. Алло! Нет, это не прачечная. Нет, вы ошиблись. Это Государственный академи... То есть Первый московский кластер. Кластер это.

Варвара вешает трубку. В это время в кабинет входит Арапов.

ВАРВАРА. Товарищ, вы к кому? Эдуарда Полиграфовича сегодня не будет. Он в министерство уехал.

АРАПОВ. А я не к Букашкину.

ВАРВАРА. Лялин в командировке.

АРАПОВ. Я к вам, Варвара, к вам.

ВАРВАРА. Ко мне?

АРАПОВ. К вам.

ВАРВАРА. По какому поводу?

АРАПОВ. По поводу вашей анонимки, которую вы послали в Генеральную прокуратуру неделю назад. Я следователь оттуда.

Показывает «корочки» Варваре.

ВАРВАРА. Ой, я ничего не посылала.

Варвара подходит к двери, выглядывает за неё. Затем запирает дверь на ключ.

АРАПОВ. Посылали. И я к вам именно по этому поводу. Вы не беспокойтесь, наш разговор останется между нами, никто ничего не узнает. И про анонимность в наш век интернета можете забыть. Ваше это заявление, ваше.

ВАРВАРА. Присаживайтесь.

АРАПОВ. Спасибо!

ВАРВАРА. Спрашивайте.

АРАПОВ. Собственно, в вашем письме всё ясно, особенно цветные ксерокопии документов. Прямо готовое обвинительное заключение! Вы очень грамотный человек – всё по полочкам, всё по папочкам.

ВАРВАРА. Спасибо!

АРАПОВ. По поводу обналичивания вопросы. Где именно проводилось обналичивание бюджетных средств? Вы не указали.

ВАРВАРА. В Марьиной Роще. Там вся Москва обналичивает.

АРАПОВ. Я так и думал. Так и думал.

ВАРВАРА. Ещё вопросы?

АРАПОВ. Да. В ближайшее время не предвидится какой-либо махинации? Чтобы, так сказать, на горячем взять вашего директора.

ВАРВАРА. А вы его возьмёте?

АРАПОВ. Обязательно возьмём.

ВАРВАРА (показывает пальцем вверх). Но у него же там…

АРАПОВ. Что там?

ВАРВАРА. Лапа у него там. Мохнатая лапа.

АРАПОВ. Так если надо будет, мы и лапу того... Прихватим.

ВАРВАРА. Чё-то я сомневаюсь.

АРАПОВ. А вы не сомневайтесь. Губернаторов вон пачками сажаем. А уж с вашим кластером как-то разберёмся. Так что у нас в ближайшее время?

ВАРВАРА. Списание декораций и реквизита заведомо провального спектакля. Списанные декорации будут сданы в макулатуру, а деньги присвоены. Я участник сделки. Всё будет идти через меня, в том числе передача денег.

АРАПОВ. Ну, это старая схема. Ещё с Советского Союза. Ставится спектакль, по завышенным ценам делаются декорации, и потом всё это утилизируется.

ВАРВАРА. Там крупная сумма получится. Целый вагон картона!

АРАПОВ. Ну и отлично! Вы тогда проводите сделку, а как будете деньги передавать, позвоните мне накануне. Я вас проинструктирую, какие деньги и как передавать. А там уже мы вмешаемся.

ВАРВАРА. Хорошо.

АРАПОВ. Извините за вопрос, а вы почему это делаете? В смысле, почему нам помогаете?

ВАРВАРА. Так он же расхищает эти, бюджетные средства.

АРАПОВ. Это понятно. А всё-таки почему?

ВАРВАРА. Букашкин унижает меня. Унижает.

АРАПОВ. Сексуально?

ВАРВАРА. Эх, если бы сексуально, я бы к вам не обратилась. Извините.

АРАПОВ. Да ничего. А что вы тогда не уволитесь? Он же унижает.

ВАРВАРА. Да кто меня возьмёт-то на хорошую должность? Кто? Мне лет-то уже… Немного, но есть. Года! А у меня ипотека. И больной ребёнок.

АРАПОВ. А чем ребёнок болеет?

ВАРВАРА. Аутизм. Он другой. Не такой, как мы.

АРАПОВ. Извините.

ВАРВАРА. Боже мой, вы первый человек за всё время, который спросил у меня, чем болеет мой ребёнок. Вы первый!

АРАПОВ. Варвара, спокойно. Я женат.

ВАРВАРА. Сильно?

АРАПОВ. Очень. И вообще, я на работе.

ВАРВАРА. Хорошо. Ещё какие вопросы будут, господин следователь?

АРАПОВ. Да, в принципе, всё. Разве что...

ВАРВАРА. Да?

АРАПОВ. Скажите, там, где шавермой торгуют, там корова стоит из папье-маше.

ВАРВАРА. Вы из Питера?

АРАПОВ. Да. Но это не имеет значения. Скажите, там на этой корове написано «Россия». Что это значит?

ВАРВАРА. Это не корова.

АРАПОВ. А что это?

ВАРВАРА. Это инсталляция.

АРАПОВ. В смысле?

ВАРВАРА. В том смысле, что когда вы у коровы хвост поднимете, то там увидите встроенный маленький телевизор. И по нему показывают кадры голодомора двадцатых годов прошлого века. Поднимаешь хвост – видишь голодомор. Опускаешь хвост – просто коровий зад.

АРАПОВ. Ага. Простите мою неосведомлённость, а в чём разница между инсталляцией и перформансом?

ВАРВАРА. Всё очень просто. Когда вы поднимаете хвост и смотрите телевизор, то это инсталляция. Потому что всё неподвижно. А вот если вы дёрнете корову за хвост, а она вас лягнёт между ног, вот это уже перформанс будет.

АРАПОВ. Спасибо, спасибо! Доходчиво объяснили.

ВАРВАРА. Пожалуйста. Приходите ещё.

АРАПОВ. Непременно. Вы мне позвоните, и я сразу прибегу. Сразу.

ВАРВАРА. Буду ждать. Очень буду ждать. Потому что он и те (показывает пальцем вверх) – они убивают театр. Они из театра делают бордель. А это неправильно. Этого не должно быть. И Веру Васильевну зря обидели. Зря. На таких, как она, вся культура в нашей России и держится, а не на этих вот коровах.

АРАПОВ. Я понял. Я сделаю всё, что в моих силах. Честь имею!

Арапов выходит из кабинета. Гаснет свет.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Кабинет директора театра. За столом – врио директора. Напротив – несколько артистов театра и Варвара.

ГОЛОС ЗА СЦЕНОЙ. Прошло несколько месяцев.

ИНФУЗОРИЕВ. Здравствуйте, дамы и господа! Варвара, представь меня, пожалуйста.

ВАРВАРА. Инфузориев Аполлинарий Леопольдович, временно исполняющий обязанности директора нашего академического театра.

ИНФУЗОРИЕВ. Кластера. Первого московского кластера. Вчера в Правительстве подписали приказ о новом названии вашего театра.

ВАРВАРА. Вчера? Я не знала.

ИНФУЗОРИЕВ. Ничего страшного, теперь знаете. Итак, я назначен временно, подчёркиваю, временно исполняющим обязанности. Как известно, Букашкин Эдуард Полиграфович содержится под домашним арестом. Я надеюсь, очень надеюсь, что это какая-то ошибка и вскоре он выйдет на свободу, как говорится, с чистой совестью. Вся мировая общественность и российская интеллигенция переживают по этому поводу. Идёт сбор средств. Пишутся письма в его поддержку. Я надеюсь, что наш театр также выразит солидарность со своим руководителем. Я для этого мероприятия даже хештег придумал. Я-МЫ-БУКАШКИ. Но пока наш директор в этот непростой час дома, в оковах, исполнять его обязанности поручили мне, вашему покорному слуге.

ВАРВАРА. Похлопаем, товарищи.

Все хлопают.

ИНФУЗОРИЕВ. По поводу текущих дел. Всё остаётся, как прежде, за небольшими изменениями.

ПЕТРОВА. Я надеюсь, палатку с шаурмой уберут из фойе?

ИНФУЗОРИЕВ. Кто это?

ВАРВАРА. Петрова Марина Валентиновна, актриса. Замужем.

ИНФУЗОРИЕВ. Шёл у нас разговор об этом в министерстве, и я настаивал, что надо убрать. Но, понимаете, договор с сетью «Дюнер» заключён на пять лет. Люди вложились, закупили оборудование, и мы не можем вот так просто взять и выгнать их из нашего театра. У кого ещё какие вопросы?

ВАРВАРА. По поводу коровы.

ИНФУЗОРИЕВ. Уберём. Не сегодня-завтра уберём.

ВАРВАРА. Спасибо!

ИНФУЗОРИЕВ. Пожалуйста!

ПЕТРОВА. Вы говорили, что кое-какие изменения всё-таки будут. Это чего касается? Репертуара?

ИНФУЗОРИЕВ. Да. Все спектакли будут идти по расписанию, кроме «Последней девственницы».

НРАВОВА. Шо такое? Почему?

ПЕТРОВА. Ну, хоть что-то.

ИНФУЗОРИЕВ. Спокойно, спокойно. Работа над спектаклем временно прекращена. Временно. Для внесения некоторых изменений в сценарий.

ВАРВАРА. А что случилось? Я не в курсе.

НРАВОВА. Это безобразие! А что мне делать?

ПЕТРОВА. Ха-ха-ха.

ИНФУЗОРИЕВ. Варвара, кто это?

ВАРВАРА. Нравова Яна Геннадиевна. Актриса из Казахстана, приглашённая на роль Гузель в нашем новом спектакле.

НРАВОВА. Да. Я буду жаловаться!

ИНФУЗОРИЕВ. На что?

ВАРВАРА. На что?

НРАВОВА. Так я же специально для этого спектакля себе грудь сделала – шестой размер. Мне ваш директор обещал, что я стану звездой. Тут одного полиглюкина почти два кило. Вы знаете, сколько это стоит?

ИНФУЗОРИЕВ. Сколько?

ВАРВАРА. Сколько?

НРАВОВА. Много. Я что, зря себе грудь надувала?

ИНФУЗОРИЕВ. Погодите, не зря. Она вам ещё пригодится. Ведь главное у артистки что? Что главное?

ВАРВАРА. Ягодицы?

НРАВОВА. Что?

ПЕТРОВА. Задница?

ИНФУЗОРИЕВ. Нет. Главное у актрисы – грудь. Даже песня есть: «Грудью проложим себе...» Это вот именно тот случай.

НРАВОВА. Но, позвольте, я именно для этого спектакля грудь делала. Понятно, что она и дальше пригодится. Но эту тяжесть-то мне сейчас таскать.

ИНФУЗОРИЕВ. Да ничего страшного! Сделают поправки, и вновь примемся репетировать. Дело в том, что в пьесе есть сцена с расстрелом. И по какому-то совершенно случайному совпадению... В общем, тем, кого расстреливают, им перед расстрелом делают перекличку. И все фамилии в нашем спектакле случайно оказались полностью идентичными фамилиям министров Республики Татарстан. Вот.

ВАРВАРА. Обалдеть!

НРАВОВА. А я-то тут при чём?

ПЕТРОВА. В Казань мы на гастроли явно не поедем.

ИНФУЗОРИЕВ. В общем, эту сцену перепишут, и дальше будем репетировать. Кстати, а где наш завлит? Лялин где?

ВАРВАРА. На Фолклендских островах. Там опять какая-то заварушка.

ИНФУЗОРИЕВ. Как приедет, сразу ко мне!

ВАРВАРА. Хорошо.

НРАВОВА. То есть пара дней, и всё будет по-прежнему?

ПЕТРОВА. Да не пропадёшь ты со своей грудью, не переживай.

ИНФУЗОРИЕВ. Да. Всё будет по-прежнему.

ВАРВАРА. Товарищи, есть ещё вопросы к Аполлинарию Леопольдовичу?

ПЕТРОВА. По поводу зарплат. Повысите? А то у нас урезали всё что можно. Зато левых актрис приглашают и платят по полной.

НРАВОВА. Я уже москвичка. У меня прописка есть.

ПЕТРОВА. Ага. Тут таких москвичек косоглазых – вся Москва почти.

ИНФУЗОРИЕВ. Зарплаты повысим. Обязательно всё повысим.

ВАРВАРА. Спасибо!

НРАВОВА. Это хорошо.

ИНФУЗОРИЕВ. Ещё есть вопросы? Если нет, то попрошу покинуть кабинет. Нам работать надо.

ВАРВАРА. Есть вопросы? Нет вопросов.

НРАВОВА. Это ещё неизвестно, кто тут у нас косоглазый. Понаехали тут!

ПЕТРОВА. Да ладно тебе! Москвич москвичу глаз не выклюет. Успокойся.

Все встают и уходят. Некоторые уносят с собой стулья. Остаются Инфузориев и Варвара.

ИНФУЗОРИЕВ. Надо будет купить рояль. За пять миллионов.

ВАРВАРА. Рояль? За пять миллионов?!

ИНФУЗОРИЕВ. Рояль. Вот по этому адресу продают хороший рояль. (Пишет на листочке адрес.)

ВАРВАРА. А зачем нам рояль?

ИНФУЗОРИЕВ. Как – зачем? Вдруг будет спектакль, где понадобится рояль. Не брать же его каждый раз напрокат. Это экономически нецелесообразно.

ВАРВАРА. Так тут ваш адрес указан.

ИНФУЗОРИЕВ. Ну да. Это мой сосед продаёт. Надо купить. Хороший рояль.

ВАРВАРА. Понятно. Купим. Что ещё?

ИНФУЗОРИЕВ. На сегодня вроде всё. Рояль хороший. Чудо, а не рояль. Ты чего то ещё хотела?

ВАРВАРА. У меня ещё один вопрос. Даже два.

ИНФУЗОРИЕВ (разваливается в кресле). Слушаю.

ВАРВАРА. Я по поводу Димы Коперина.

ИНФУЗОРИЕВ. А это кто такой?

ВАРВАРА. Наш артист. Очень одарённый. Его Букашкин уволил, а Дима восстановился через суд. Букашкин его опять уволил, а Дима снова в суд подал. И судя по всему, его опять восстановят.

ИНФУЗОРИЕВ. Ну, вот как восстановят, вот тогда и будем решать. Сейчас он официально уволен.

ВАРВАРА. Но ведь его же восстановят и зарплату заставят выплатить!

ИНФУЗОРИЕВ. Варвара, ему зарплату из ваших денег, что ли, выдавать будут?

ВАРВАРА. Нет.

ИНФУЗОРИЕВ. Ну, а что ты тогда так переживаешь? Это государственные деньги. Этот ваш Дима ещё благодарен должен быть: ничего не делает, а бабло получает. Хорошо устроился.

ВАРВАРА. Но он же артист. Он хочет играть. Он в театр хочет.

ИНФУЗОРИЕВ. Второй вопрос какой?

ВАРВАРА. По поводу Веры Васильевны. Может быть, стоит съездить к ней? Поговорить, посоветоваться. Она же как-никак президент нашего театра.

ИНФУЗОРИЕВ. Какого театра?

ВАРВАРА. Нашего.

ИНФУЗОРИЕВ. Нет никакого театра. Есть кластер, где должность президента не предусмотрена штатным расписанием. Не предусмотрена!

ВАРВАРА. Но ведь она же Вера Васильевна. Она Добролюбова. Она легенда.

ИНФУЗОРИЕВ. Варвара, служить!

Варвара замирает в позе собачки, подняв руки к груди.

ВАРВАРА. Гав!

Инфузориев встаёт, обходит Варвару. Достаёт из кармана баранку, засовывает Варваре баранку в рот. Та жуёт.

ИНФУЗОРИЕВ. Варвара, ты, видимо, чего-то не понимаешь. Поэтому я тебе разъясню. Один раз разъясню. Всего один раз. Не поймёшь, уволю. Ясно?

ВАРВАРА. Д-д-да.

ИНФУЗОРИЕВ. Ты что, думаешь, Букашкина посадили под домашний арест, и это всё? Власть переменилась? Ничего подобного. Не будет Букашкина, буду я. Не будет меня, будет другой. Ничего не поменяется. А если и поменяется, то в лучшую сторону для нас. Замминистра на днях станет министром. Букашкин, если даже не отмажется, тоже какую-нибудь должность получит. Думаешь, вот этот кусок земли, вот эти стены, вот это всё отдадут каким-то артистам? Да тут стены и земля золотые. Почти центр Москвы! Тут народ потоком идёт, и не простой народ, а с деньгами. Поняла?

ВАРВАРА. Да.

ИНФУЗОРИЕВ. Поэтому просто служи и жди пенсии. Будешь себя хорошо вести и не мешать мне, глядишь, я тебе косточку кину. На пропитание.

ВАРВАРА. Спасибо!

ИНФУЗОРИЕВ. Пожалуйста! Мне бы ещё узнать, кто информацию прокурорам про Букашкина слил. Наверняка же кто-то из своих. Наверняка.

ВАРВАРА. Я не знаю.

ИНФУЗОРИЕВ. А тебе и не надо знать. Я сам разберусь. Сам. Ладно, устал я от вас. Поеду домой, отдыхать. А ты мне найди этого, Лялина. Надо будет что-нибудь этакое замутить, что-нибудь грандиозное и обязательно патриотическое. И православное! И этих, рэперов привлечь, чтобы молодёжь подтянулась. Прикольно они тексты под музыку читают. Вот. К завтрашнему дню подготовь мне список наших, российских рэперов, с телефонами агентов и приблизительными гонорарами. Будем рэп-оперу ставить, с Нравовой в главной роли. Понравилась она мне. Хорошая фактура.

ВАРВАРА. Будет сделано.

ИНФУЗОРИЕВ. Всё. Я ушёл. Про рояль не забудь. Очень хороший рояль.

ВАРВАРА. До свидания!

Инфузориев берёт портфель и выходит из кабинета. Варвара поворачивается лицом к залу и медленно опускает руки. Звонит телефон. Варвара подходит к телефону и снимает трубку.

ВАРВАРА. Алло! Академический драматический театр? Нет. Вы ошиблись номером. Нет, это не театр. Это прачечная. Мы тут деньги отмываем. Какие? Бюджетные. Нет, не шучу. Какие на хрен шутки? Шутки закончились. Всё. (Кричит.) Я русским языком тебе сказала, это прачечная! Прачечная! Кластер это! ПМС! ПМС! Сволочь! Это не театр! Не театр! Не театр!

Варвара бьёт трубкой по столу и разбивает её. Сметает бумаги со стола. Падает на пол и громко рыдает.

 

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

Кабинет директора театра. Варвара лежит на полу. Входят Рыбкин и Инфузориев. Они не замечают лежащую Варвару.

ИНФУЗОРИЕВ. Самуил Израилевич, вы же знаете, как я отношусь к вашему творчеству. Вы же знаете?

РЫБКИН. Не знаю. А как вы относитесь к моему творчеству?

ИНФУЗОРИЕВ. Если честно, я его не понимаю, ваше творчество. Уж извините за прямоту.

РЫБКИН. Если честно, я и сам его не понимаю. Но, как мне сказали там (показывает пальцем вверх), я очень чётко следую моде. А это залог успеха.

ИНФУЗОРИЕВ. Залог успеха – это деньги. Чем больше денег, тем ты успешнее.

РЫБКИН. С этим не поспоришь, дорогой Аполлинарий Леопольдович. Не поспоришь.

ИНФУЗОРИЕВ. Ладно, давайте ближе к теме. Что у вас такого, для чего надо было встречаться лично?

РЫБКИН. Вот. Моя пьеса «Лесоповал».

ИНФУЗОРИЕВ. Так послали бы Лялину свои записки, и всех делов!

РЫБКИН. Аполлинарий Леопольдович, у меня подозрение, что ваш Лялин не существует.

ИНФУЗОРИЕВ. В каком смысле?

РЫБКИН. В прямом. Вы его вообще видели?

ИНФУЗОРИЕВ. На фотографиях. Он в униформе такой брутальный там. Он постоянно в горячих точках – писатель, собирает материал для книг.

РЫБКИН. А вживую видели?

ИНФУЗОРИЕВ. Нет.

РЫБКИН. Во-о-от. Мне кажется, что Лялин – это вымысел. Он не существует. Он фикция. Для одурманивания.

ИНФУЗОРИЕВ. Да что вы говорите! У него и политическая партия есть. Ко мне вон каждый день по десять его однопартийцев в «Фейсбуке» в друзья просятся.

РЫБКИН. Они тоже не существуют. Это боты.

ИНФУЗОРИЕВ. Вы думаете?

РЫБКИН. Определённо. И партия не существует, и Лялин – выдумка. В наш цифровой век это же элементарно.

ИНФУЗОРИЕВ. Да бог с ним, с Лялиным. Прислали бы мне текст.

РЫБКИН. Я не про текст хотел поговорить.

ИНФУЗОРИЕВ. А про что?

РЫБКИН. Про прибыль, которую можно извлечь из этого текста.

ИНФУЗОРИЕВ. Так. Я вас внимательно слушаю.

РЫБКИН. В общем, пьеса называется «Лесоповал». В ней будет изобилие гомосексуальных сцен. На фоне чего?

ИНФУЗОРИЕВ. На фоне чего?

РЫБКИН. Это я вас спрашиваю: на фоне чего?

ИНФУЗОРИЕВ. На фоне попустительства властей и всеобщей коррумпированности?

РЫБКИН. Нет. Точнее, и на этом фоне тоже. Но основной фон какой?

ИНФУЗОРИЕВ. Какой?

РЫБКИН. Основной фон – лес.

ИНФУЗОРИЕВ. Та-а-ак... И?

РЫБКИН. Декорации будут состоять из леса: кругляк, ель в основном, от десяти до восемнадцати сантиметров в диаметре.

ИНФУЗОРИЕВ. И-и-и?

РЫБКИН. У меня дядя – директор леспромхоза в Новосибирской области.

ИНФУЗОРИЕВ. Та-а-ак.

РЫБКИН. Мы заказываем у него два эшелона с кругляком, десять-восемнадцать сантиметров в диаметре, и делаем из него декорации.

ИНФУЗОРИЕВ. И-и-и?

РЫБКИН. На самом деле декорации мы можем из картона сделать. Кусками этого картона вон весь подвал забит. От прежнего спектакля остался. А два эшелона раздербаним на три части: одну дяде, другую мне, третью вам.

ИНФУЗОРИЕВ. Гениальная пьеса! И, что самое удивительное, она как никогда современна и злободневна.

РЫБКИН. Я тоже так думаю.

ИНФУЗОРИЕВ. Но лучше три эшелона.

РЫБКИН. Почему три?

ИНФУЗОРИЕВ. Так делить проще. На троих.

РЫБКИН. А в вас видна эта… жилка видна. Вот я сразу на вас взглянул и увидел её, жилку эту.

ВАРВАРА. Вот сволочи!

РЫБКИН. Ой, кто тут?

ВАРВАРА. Кто, кто... Варвара в кожаном пальто.

Варвара поднимается.

ИНФУЗОРИЕВ. Вы что тут себе позволяете, женщина?

РЫБКИН. Ну, нельзя же так пугать, Варвара. Зачем вы так?

ВАРВАРА. Как?

ИНФУЗОРИЕВ. Варька, кофе нам принеси!

РЫБКИН. Мне без сахара.

ВАРВАРА. Конечно, без сахара. Я вам туда цианистого калия положу.

РЫБКИН. За что?

ВАРВАРА. За алчность.

ИНФУЗОРИЕВ. Варвара, ты забываешься! Ты с ума сошла?

ВАРВАРА. Нет, не сошла.

ИНФУЗОРИЕВ. А в чём тогда дело?

РЫБКИН. Нехорошо подслушивать, между прочим.

ВАРВАРА. Да что-то у меня терпение закончилось. Вот весь этот бордель мне уже поперёк горла.

ИНФУЗОРИЕВ. Ну, так давай я тебя уволю. Делов-то!

ВАРВАРА. Увольняйте. Мне всё уже надоело.

В кабинет входит Коперин.

КОПЕРИН. Извините, у вас тут не заперто.

ИНФУЗОРИЕВ. Вы кто?

КОПЕРИН. Коперин я. Служу в этом театре.

РЫБКИН. Это Дмитрий Коперин. Здравствуйте, Дима!

ВАРВАРА. Димочка, здравствуйте!

КОПЕРИН. Добрый день!

ИНФУЗОРИЕВ. Коперин? Так тебя же уволили.

КОПЕРИН. А я восстановился. Вот постановление суда.

ИНФУЗОРИЕВ. Так тебя же опять уволили?

КОПЕРИН. Вы не поняли. Меня опять восстановили. Сегодня утром было заседание суда: восстановить и возместить.

ИНФУЗОРИЕВ. Я не могу принимать такие решения. Вам надо дождаться директора театра, когда его освободят из-под домашнего ареста.

ВАРВАРА. Вам кофе с цианистым калием нести или как?

ИНФУЗОРИЕВ. Не надо.

РЫБКИН. Я, пожалуй, пойду.

ВАРВАРА. Стоять!

КОПЕРИН. Варя, а что тут происходит?

ИНФУЗОРИЕВ. Тебя это не касается, Коперин. Приходи завтра.

РЫБКИН. Можно, я пойду? Я не люблю пить кофе с отравой.

ВАРВАРА. А придётся. Дима, вот эти двое хотят поставить в театре спектакль про этих... ну, про этих... В общем, про лес хотят поставить.

ИНФУЗОРИЕВ. Что хотим, то и ставим.

ВАРВАРА. И под этот спектакль своровать кучу денег.

КОПЕРИН. Вот это они зря. (Скидывает куртку, разминается.)

ИНФУЗОРИЕВ. Коперин, ты уволен опять. Прощай. И не надо мне тут угрожать. Я сейчас охрану вызову.

РЫБКИН. Всё, я убегаю.

ВАРВАРА. Стоять!

В кабинет входит Добролюбова.

КОПЕРИН. Ой, здравствуйте, Вера Васильевна!

ДОБРОЛЮБОВА. Добрый день!

ВАРВАРА. Здравствуйте, Вера Васильевна!

ИНФУЗОРИЕВ. Ой.

РЫБКИН. Меня тут нет. И не было.

Рыбкин выпрыгивает в окно.

ВАРВАРА. Ушёл, гад. Вера Васильевна, как хорошо, что вы вернулись!

КОПЕРИН. Как вы, Вера Васильевна?

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо. Всё отлично! Чувствую себя хорошо. Вот, смотрела со стороны, что тут с театром делают. Смотрела, смотрела да и решила, что хватит. Вы кто?

ИНФУЗОРИЕВ. Я временно, подчёркиваю, временно исполняющий обязанности директора театра. Инфузориев моя фамилия.

ВАРВАРА. Он прохиндей, как и директор театра. Как хорошо, что вы вернулись! Они из театра кластер сделали.

КОПЕРИН. Вера Васильевна, можно я ему лицо набью?

ДОБРОЛЮБОВА. Не надо. Это пошло – бить лицо прохиндеям. Варвара, принесите нам всем кофе, пожалуйста.

ИНФУЗОРИЕВ. Мне без яда.

ВАРВАРА. Сейчас принесу.

Варвара убегает.

КОПЕРИН. Может, хотя бы разок стукнуть? Для профилактики.

ДОБРОЛЮБОВА. Дима, не надо. Инфузориев, садитесь за стол. Берите чистый листок бумаги и пишите заявление.

ИНФУЗОРИЕВ. О чём?

ДОБРОЛЮБОВА. О добровольном увольнении с поста временно, слово «временно» подчеркните, исполняющего обязанности директора театра.

ИНФУЗОРИЕВ. Хорошо. Только по голове не бейте.

КОПЕРИН. Не буду.

ДОБРОЛЮБОВА. Вот и хорошо. Пишите, голубчик, пишите. И чтобы ноги вашей не было в нашем театре!

ИНФУЗОРИЕВ. Да-да. Пишу, пишу. А слово «чистосердечное» через «и» или через «е» пишется?

КОПЕРИН. Дожили! Директор театра грамоте не обучен.

ИНФУЗОРИЕВ. Я от волнения буквы забыл.

ДОБРОЛЮБОВА. Вы заявление об увольнении пишете, а не явку с повинной.

ИНФУЗОРИЕВ. Да. Извините. Пишу, пишу. Вот.

Передаёт листок Коперину. Уступает место Вере Васильевне.

КОПЕРИН. Да. Всё правильно. Чистосердечное заявление об увольнении по семейным обстоятельствам.

ДОБРОЛЮБОВА. Ну, будем считать это семейными обстоятельствами.

Входит Варвара с подносом.

ИНФУЗОРИЕВ. Ой, я кофе не буду. У меня дела.

ВАРВАРА. Вот. Угощайтесь.

КОПЕРИН. Спасибо!

ДОБРОЛЮБОВА. Спасибо, Варечка!

ИНФУЗОРИЕВ. Можно я пойду?

ВАРВАРА. Идите.

Инфузориев убегает.

КОПЕРИН. Вера Васильевна, я надеюсь, что вы навсегда вернулись.

ДОБРОЛЮБОВА. Ну, ничто не вечно под луной. Но ближайший год я точно проведу в этом кабинете, чего бы мне это ни стоило. Пора навести тут порядок.

ВАРВАРА. Вера Васильевна, так они всё переделали. Спектакли сняли. Вместо спектаклей это ставят... даже не знаю, как сказать... лес один.

КОПЕРИН. А меня увольняют постоянно. Я когда в суд звоню, меня секретари уже по голосу узнают.

ДОБРОЛЮБОВА. Ничего, всё наладится. Спектакли вернём, порнографию уберём, уволенных восстановим.

ВАРВАРА. Так они даже название наше поменяли! Нет больше театра – есть кластер.

КОПЕРИН. Да уж. И кебабная в фойе.

ВАРВАРА. И вывеску уже повесили – «Кластер». С этим-то что делать?

ДОБРОЛЮБОВА. Да ничего не делать. Висит и висит. Дело же не в вывеске. Дело в нас, в людях, которые тут находятся, и в том, что мы тут делаем. Пускай кластер остаётся. Название поменяли, а душу из театра не так просто выкурить. Вернём мы всё, дорогие мои, вернём. Верьте мне. И вместо спектаклей про лес поставим что-нибудь хорошее и смешное.

КОПЕРИН. И доброе.

ВАРВАРА. И назовём спектакль «Кластер». (Смеётся.)

ДОБРОЛЮБОВА. Ну вот, название уже есть. Осталось дело за малым – попросить хорошего драматурга, чтобы написал пьесу.

ВАРВАРА. Да. И обязательно, чтобы в конце одинокая маленькая женщина нашла своё счастье и вышла замуж.

В кабинет входит Арапов.

АРАПОВ. Здравствуйте! Извините, я не смог дозвониться до вас и пришёл сам. У вас телефон почему-то не отвечает.

КОПЕРИН. А вы кто?

ДОБРОЛЮБОВА. Добрый день!

АРАПОВ. Да я не по работе. Я к Варваре. Это частный визит.

ВАРВАРА. Слушаю вас, товарищ следователь Генеральной прокуратуры.

АРАПОВ. Я пришёл сказать, что я развёлся вчера. Вот.

ВАРВАРА. Йес-с-с!

Варвара бросается к Арапову на шею.

ДОБРОЛЮБОВА. Варечка, ну зачем это «йес»? Мы же русские люди. Сказали бы просто «я согласна» и всё. Хотя мы же кластер. Можно и йеснуть.

(Занавес)

 

2017. ВСЕ ПРАВА ЗАЩИЩЕНЫ